რჩეულიშვილი გურამ
გაზიარება

რუსულად დაწერილი ლექსები 

ДРАМА В ТРЕХ ДЕЙСТВИЯХ



1.

В стенах дышал амур,

где-то замерла страсть,

на диване

лежала она

и не дышала.

Черная юбка,

белая кожа

до ...

и опять

страсть

подо мной, как

мост над буйной рекой

замерев я,

Огромное тело:

– Ирэн! ты моя,

не даруй мне дитят.

– Да, я Ирэн, навек твоя,

о Гурам!

– Приходи завтра.

– Значит, пока.



Настало завтра

пришла она

в тысячу первый раз.



2.

На тротуаре дышала зима,

за переулком

на мостовой

гудел мотор.

Машина-

автомат:

0-3,

опять

0-3

скорая помощь

покойнику,

чтоб успели забальзамировать

огромное тело

покрыв горсточкой земли

и

камнем:

последняя память от Ирэн!:

Слезы,

слезы,

слезы

детей ведь сам не хотел.



3.

Огромная, как тело Гурама,

Комната холодная

с дубовой дверью:

здесь проживает Ирэн!

Ночь,

Стужа

и

Сон.

из-за дверей без стука

входит он,

черный кот,

с огромным хвостом.

– Ирэн, забыла ты страсть?

– Нет.

– Ирэн, не жди меня.

– Нет.

– Ирэн, я сон!

– Нет!

Нет!

Нет!







Было шумно и пусто на сердце

будь что будет

стукало в ушах

и я шел один

не злясь ни на кого

огромная, пустая

без голоса валялась улица

и лишь звонок трамвая

слышался издалека

гул нарастал понемногу

вместе со зноем и пылью

будь что будет

вливался голос в пустое сердце

и шумно, ужасно становилось там

– Гурам – услышал голос

обернулся

– здравствуй – услышал опять

это кто-то из знакомых поздоровался так.

кивнул я тоже головой и ускорил шаг

У мостовой

на больших часах стрелка указывала –

пять!

мы шли вдвоем

Ирэн и я

– Вчера получила развод – сказала она –

ты не рад Гурам?







И вот мы встретились снова

на чердаке

где Вы

вешали белье

а я

как и прежде голубей ловил

– Гурам! – воскликнули Вы –

семь лет прошло разлуки

– Ирэн! что Вам нужно здесь

– Я в этом доме

живу давно

с тех пор как вышла замуж

– А я недавно – сказал без вопроса

– перешел.



Было сыро и сухо

вокруг чирикали божьи птицы

по жестяному покрову крыши

капал дождь



– как твой муж поживает –

застегивая штаны,

спиной к ней

осведомился я

– Вы сволочь Гурам – сказала она

и привстала

свежий слой извести стряхивая с себя –

Ведь я любила же Вас – продолжала

опять

Было лето

сушеное белье

собрала она

спотыкаясь

спеша

спустилась одна

со слезами

– Вас любили Вы отвергли

и ради тебя (почему то перешла на ты)

изменила я брачному долгу

пусто

тяжело было одному

оставатся на чердаке вспоминая

о прежней любви

которая только что повторилась.

Потом опять пошел дождь

стряхнул я тоже с себя пыль

и медленно спустился вниз

Грязная

шумная

улица лежала впереди

по мостовой оборванный пацан бежал

кричал семечки!

семечки!

Улыбнулся я почему то

и подумал сквозь грусть:



Гораздо приятнее

быть любовником Ирэн

чем

мужем которого недавно обманули.





Шумно и скучно в восьмом номере

давай испробуем люкс

обхватив большой лапой

Вашу грудь

вылепленную на мою ладонь

целую

рву

рубашку

теперь!

А ведь недавно

в прибрежных лесах где как Дали

с огромной золотой косой

до темноты гуляли Вы

или пляж на Черном море

где я по утрам

до восхода солнца

за Вами наблюдал:

как вы голая

гордая

как богиня

выходили нз волн одна

и после этого только

луч первый вливался на землю

как кинжал алмазный

страстный

острый

желанный

и исчезали Вы

в пышном,

персидском халате.

Исчезло то и...

Теперь Вы для меня больше не

Венера

восставшая из пены

а просто

Ирэн!







გაშლილი ხელები ქარში



Я бык без рогов

кровью поливаю опилки

на арене

и мечусь

на красный цвет

Обнажив шпагу, матадор

стоит.

в руках у него

Красный шарф

он должен пронзить меня

Я красив,

в крови,

мечусь,

я его не боюсь



Одетые в черное,

коричневое, белое

пикадоры

швыряют бандерилья

и мухи лижут мою кровь

Я бык без рогов

опрокинувшись матодор

валяется белый

среди красной лужи

Чернь замерев полминуты

орет

и опять новый матадор.

Взбесившись в конец

от укусов невзрачных пикадоров

Снова мечусь:

На Красный,

Эй Вы!!:

держитесь крепко:

Я бык без рогов!







ПОЛУСОН



Три года любви

и я бесчувственен как глыба

перепуганные Амуры прячутся в углу

полуголая Агаза дрожит одна



Я не бог и не милостлив

На столе нож,

как страсть пьяный,

лежит

Стены черные

крашенные в красный

дрожат

и Я

расту

за стенами

трясется земля

На плечи надрывается потолок

Из недр выбивается огонь

и жжет

жарит

рушит

Все

Волосы рыжие

в черный цвет дымят

Стою

не стону

горю

пепел

Конец.



Над обвалами

Я обеими ногами вросся в Землю

И головой проник в Небо.







Семафоры

фонари

машины

Милиционер в сажень ростом

перекресток

и на перекрестке стою я

дожидаюсь

десять

пятнадцать

полчаса

Это она, кого люблю

еще бы!

не пришла

Я красив во гневе

большое

черное

пальто

валяется на спине

и кашнэ описав дугу через шею

торчит на правом плече



шагаю медленно по проспекту

кругом шумно

не видать неба

и деревья одевшись в лохмотья

смотрят тупо



– Стойте – слышу

зов проститутки

ловлю

похабную улыбку (сквозь густой слой помады)

– Вы меня не устраиваете! –

думаю

хмурясь

– Стойте! – слышу опять

голос собственной фантазии

и в гневе подхожу

Хочется:

хоть на другой вылить злобу

и неожиданно любезно говорю

– Вы свободны?!







ქარის მოლოდინში (Из серии “Маяк и Мрак”)



Я знаю что такое Мрак

и потому хочу видеть

хотя бы тусклый

Маяк.

А море все не бушует

Упали паруса

большие, белые

жалко висят

нет ветра

не двигаются волны

вокруг тьма

и

Мрак.

Маяк!

Не видно тебя

ты на берегу

а берег

далеко

и надо плыть

а паруса

как крылья столетнего орла

висят

Нет качки

стою

борт черный

коричневый, серый

и черная на горизонте (?)

а горизонт во тьме

кончается у борта.

Мысли

мрачные, мелкие

Большие

и года

юность

вот она моя:

Я на борту

смотрю:

Маяк Луны

из облаков

рассеяв Мрак

виднеется горизонт

а дальше опять тьма



`Господи спаси нас.~







ჰიმნი ყველას, ვისაც მართლა უყვარს ხელოვნება



С Бетховенской гривой

симфонией Бетховена

дирижировал дирижер

глаза его блестели

палка как палка

верх и вниз

вниз и вверх

руки двигались и не дрожали

жалко

робко

и

без слуха

играл заваленный оркестр.

Вечером в духане

у дирижера с бетховенской гривой

стограммовый стакан дрожал в руках

он был пустой

и бутылка пустая

и все чужие вокруг

«Отец Бетховена был пьяница

и я пьяница

может быть я его отец»







თვითონ ავიღებ!

/ბებოს/





По соседству у нас

шофер такси купил магнитафон

и день и ночь Рок-н-ролл

рок-рок-рок енд рол

в ушах.

глаза

заболели читая

Сагу о Форсайтах

и Хемингуей на расхват

изношенные листья

читаю по ночам

в одиннадцать опять

USA

и

джаз

Мне двадцать три

и сила

тысяча-тысяч

а заграница

как Маяк во Мраке

А я Грузин

все двадцать три здесь прожил

И я боготворю единственную

Из женщин

мою бабушку, которой нет в живых

Бабушка!

с тех пор

я не нашел ни одну

Бабушка!

Зачем мне Рок-н-ролл

Бабушка

Спаси меня

Прости мне

Дай мне:

Собственное что нибудь!







БЕСКОНЕЧНОСТЬ И ВЕРА

(Единственное во что я верю Это бесконечность!)



У моего престола

нет предшественника

и

Я

Не наследник

Иду без тела

мощный аристократ

безо всяких лишних

светских замашек

Кругом Мрак

И

Я

сам себе Маяк

Вера

смутная

ни во что

и ненависть ко всему

что ложь,

неправда

плюс всякий изм

и особенно

патриотизм

Но я люблю свою родину так

как грудной ребенок

свою блядину мать

Я за Вас

только кто без имени

И пространство

где Нептун

и мириады планет

Мерцают

лгут

надувают

как глаза Шахразады

рассказам которой дивится царь

И Бесконечность во что я верю

не тысяча

а одна.





УЖАСНЫЙ МИГ!



Я прямо из облаков

С огромным сердцем

УУФ!!!

Учтите Все

и Ты

в эту минуту я Все,

Все могу простить!

Не правда ли

Ужасный миг.





СМЕРТЬ МАТЕРИ ИЛИ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ МАТЕРИ



В крохотной комнате

огромная кровать

день рождения справляет

дочери больная мать тринадцатый раз!







გურამი სეირნობს ღამე

(Поэт ночью в городе / на прогулке)



Два часа ночи

на тротуарах

нет ни души

во сне живет город

только кое-где лампочка горит

не видать ни где лица

переулок

а за переулком улица

Выхожу я влюбленный в ночи

привычка

люблю

гулять в этот час

Сон

и во сне дышит спящий город

вздох

выдох

тяжелый

бодрый

и

больной.

Сижу на ступеньке

закутавшись в пальто и кепке

и сон

ночной гость

приходит ко мне

– Вежливее гражданин –

кричу проснувшись

Это какой то бродяга

ну мать его ...

без кепки и пальто

– Что ж ты ругаешь

Это мое место –

мужается он

Ну еще раз по бродяге

мать его ...

встаю

иду

прочь

Ночью он хозяин

а я, лишь гость.







ნამთვრალევზე



Куда деться куда пойти –

Учиться?

В конце семестра читая по ночам

партисторию

я давно махнул рукой (на это)

По кабачкам что-ли шляться

Как провел последние года

Распахнув грудь волосатую

орал во все горло

песню грузинскую

შენ გენაცვალე თბილისო,

შენი ჭირიმე

или в оперу ходить

и делать вид, что ты

другим нравишься

и та черноглазая за тебя

готова жизнь отдать

Я эту оперу

со всеми своими бездельниками

всех вместе к черту пошлю

И пусть убирается эта девка черноглазая

Для рифмы и для настроения!!!

А на деле пусть остается со мной

Ведь я ее люблю.







В ГОСТЯХ У ДРЕМУЧИХ ДУБОВ



Тысячелетний дремучий лес

стоит на равнине

вросшийся в землю миллиардами корней

и тень коричневая бродит вокруг

одиноких кипарисов

единственных нежных животных

среди достойных дубов

тьма

тьма

просквозы

нет сквозняка

Только мышь

и лев

как видно здесь хозяева

Стоит и он

старше

на один год

выше на вершок

тысячеоднолетний(?)

– Дуб –

у дубов

и красивых мечтаний

нет

одни стволы и длинных ветвей

очертания везде

нет смерти здесь

нет бессмертия

один единственный

только семь

и бесконечные созерцания.







БЕЙТЕ ЕЩЕ СИЛЬНЕЙ

У меня грудь завалена

легкие как дымоход

сердце стучит в минуту

сто двадцать

Стою на ринге

руки как у скелета висят

изо рта кровь

на ковре кровь

на перчатках противника

кровь

МОЯ КРОВЬ!

Бейте

сильнее

ещё

ещё

Свистите там

смейтесь надо мной

И ты судья улыбайся

бейте

еще сильней

бейте

не сдамся

сукины дети

бейте

еще сильней.



Я обеими ногами стою

на земле

и головой проник в небо



Я не проповедник

но знаю

земля пашется

сеются семена

и после того растет

как дождь с неба льет.







Я видел вчера на Московской

Как автобус наехал на

девку одетую

в красное

Упав на тротуар она даже

звизгнуть не успела

А визг же главное для нее

И хоронили ее

Меня не было там

Я в метро на эскаваторе

делая прыжки нагонял другую

Она была в зеленом.



И хоронили ее, девочку в красном

Меня не было там

Ведь я ее не знал!







Единственный кого лучше всех знаю

И в ком хуже всех разбираюсь

это я

а я на тройке полупьяный

и буду вспоминать тебя

а ты кто?

ты моя, любовь моя

к любым чертям с матерями

катитесь все

а покамест я аккуратно

пить буду я, пить буду я.







Самоубийство?

Но я в него не верю

Старались же другие до меня

Одни не смогли

Другие лежат в могиле

От собственных пуль

Или же с переломанным хребтом

И в памяти близких,

что у его ног

валялись карты:

Дама пик,

И письмо:

Она вышла замуж за ...

А я не хочу больше жить!

Или же:

Растратил миллион,

я наказан собственной рукой,

смотрите за детьми!

Лишив себя жизни, положив границу мукам

они отдыхают

если могилу санаторием назвать можно

А я все еще мучаюсь

Их дух покоя не дает

И нахожу:

После смерти моей

кто-нибудь

и не один

Будет мучаться как и я

и может быть из-за меня

Что для них покоя и прелести жизни

я выйскать не смог.

И пистолет дрожит в моих руках

Он заряжен:

шесть патронов в магазине

И один уже в дуле

Разум шепчет о каких то людях,

Которые этим покой не обрели

Сердце клонится к нему

Нельзя порицать его

Ведь ему же жить хочется

И за всякую ложь

Обеими руками хватается







ВЕРИТЬ



Я верю

в Веру



Настолько есть луна

Настолько есть Я

а Я ее не вижу

кругом фонари

семафоры

а под симафорами

жизнь

Моя идет

с поднятой головой

и

видит

только

Свет красный –

запрет

дороги нет.







მშობლიურ ქალაქში



Ажурные лампы, большая люстра

посередине

зеленый свет падает на патефон:

Изношенная иголка и пластинка новая

Кажется играют фокстрот

Или как его – HРок-н-ролл

Девушка с верзилой танцует точками

А потом переходит ко мне

кривляясь вполголоса шепчет на ухо

смотрит в ту строну

где прежний кавалер стоит

смеется

и я смеюсь

А на диване сидят отдельно девушки

мальчики жмуться в углу:

Один краснея подходит

робко улыбается

просит краснощекую потанцевать

(Взял бы да прямо поцеловал бы в губы)

Она не соглашается

потом с трудом встает

Моя девушка опять с верзилой танцует

Оба смеются ...

Ну мать их ...!

Стою у окна

а за окном зима

на тусклом свете лампочки

голые ветки торчат

У меня грудь распахнута

взмахом открываю окно

Хочу дышать,

дышать морозом!

Эх!!

Даже не холодно в этом проклятом

городе.







Дни,

Они

дом

крохотная комната

кругом родные

любящая мать на кухне

и все по четыре у нас

завтрак

обед

полдник

ужин

поцелуй, поцелуй, поцелуй, поцелуй,

поцелуй еще пятый раз

ночью сон

а во сне сны

спокойные

безмятежные

только любовь

вокруг

высказанная

потертая

маленькая подушка с иголками

память от бабушки

трижды увеличенный портрет дедушки

моя фотография у матери в тумбочке

и корзинка для мелко рубленных дров

везде

везде

любовь

и скрытое рабство в ней.







Я в бессмертие не верю

Часто слыхал про бога смерти Танат

но в глаза не видел его никогда

Я жив

Жизнь моя

по железной дороге мчится

(мне не надо крылатого коня Пегаса!)

кричит паровоз

густой дым

из труб

горы

туннель

и опять –

свет

из облаков падает

в море

луч луны

луч солнца

Я слеп

глух

нем

безчувственен

только голос изнутри вырывается –

Вон

– Буди буди – говорит он

и опять мчится

как стрелы громовержца Зевса

– буди буди – кричит сильнее

смех везде

страх везде

– буди буди – опять

– Иду Иду – гремлю без голоса в ответ

Я вержец мне подобных!







Дама бездомная

или просто блядь

стояла в углу и просила:

услугу

за

услугу

всем губам

душегубам

за бесценок

за червонец

чтоб прокормить тело

для завтрашнего дня

– вот она проститутка

– фу

– бесстыдница

– она же просто блядь

– она беременна

ремнем завязала талию

покрасила губы

нарядилась

для вечера

– здраствуйте – подошел я

едва кивнув головой

на мои рванные ботинки посмотрела

– у меня нет денег – сказал я

– значит не будете иметь со мной дело

– пока

ее потащил другой

подошел достал деньги

и сказал что за такую шлюху

это даже много

вечер был теплый

не слышно было чириканья птиц

на мостовой гудел мотор

я шел один

не стыдясь рванных ботинок

и ту бездомную беременную

в душе называл

наверное

один я

дамой.







ГИБЕЛЬ ГЛЫБЫ



Я глыба

поток волн падает

на меня

стою

рассекаю

взбесившись

надрываются

воды

теплые

холодные

и только иногда

кусок волоска несут с собой

Мой век – велик

Он белый клык

Я спокоен как олимпиец

скромен

горд

и только тот

Этот поток

льет льет льет.







ЛЮБОВЬ



Удар в лицо

и она!

Кровь из лица

Она мне равна!







На море был закат

все краснел и краснел

огромный желтый диск

и потом постепенно угас.

Лодка

качка

море

и берег наконец –

круглые камни

сумерки

длинную прогулку совершал

я один

остовляя позади в песке

Стопы

большие

бесформенные

а потом выше по болоту

топал

топ, топ, топ

Сверху из гор

буйный поток

вливался в море

местами

шум всплеск вод

заглушал мой голос

и я все шел

и шел

выше в гору

то исчезали

то опять виднелись

следы мокрых,

босых

окровавленных ног

и настала наконец безлунная черная ночь.







Во дворе нет вьюги

безветренный стоит мороз

белая пена тучи

покрывает луну

Прильнув носом к столу

вижу –

мчится кошка

большая

серая

двухметровые делая прыжки

и в страхе прячется на чердаке

одноэтажного дома напротив.

Кругом пусто

нет шума

эта она большая

серая

от кого же бежала кошка?

Стоит Ночь

таинственная черная

бесцветная и бессшумная

огромную кровать уже постелила мать

лежу крохотный

или совсем без тела

странно, тихо, без голоса

шепчет шопот,

Месяц назад она ушла от меня

оставив одного

в обьятиях ночи

до чего же безразлично было тогда

и как легко, когда куришь папиросу

сказать,

что навсегда можешь ее бросить.







Хочу верить в Бога

и на коленях стоять у икон

День и ночь

в глазах богоматери

читать бессмертие

тихо себе псалмы петь



По дороге мчится Машина

Мотор хрипит от засорения

люди как муравьи

люди как автомобили

сирены орут

люди как звери

Люди – Люди



В переулке за сорным ящиком

проститутку!

проститутка!!

Все проститутки!!!

Размнажайте Человеческий Род.







Эй вы поэты

зря не лепите из асфальта

Зеленую траву иву

и

липу

знайте:

в наш век межпланетных

и исскуственных спутников

Это все липа.







Проспект Горького

В покрове снежнем

Громадные рекламы

играют как ртуть

Как мне хочется

быть таким нежным

И таким драчуном каким был

Сергей Есенин

И целоваться с девушками

как поэт

Прямо в губы

по середине улицы

и гопак отбивать

позабыть совсем что есть

на свете лекури

Но я пьяница

в этом могу

с тобой сравниться

С распахнутой грудью

в двадцати градусном морозе

иду по улице

шатаюсь

А! не слышу

А! куда я?

на концерт

в рваной телогрейке

Иду послушать Бармана

Сегодня читает он стихи

Есенина

Эй, девушка,

голубоглазая

послушай меня

`Если б знала ты

сердцем упорным

как умеет любить хулиган

как умеет он быть покорным~

– Эй, милиционер пристал ко мне

какой то шарлатан

– Предьявите Ваш паспорт грубиян

– Пожалуйста,

получай

я дипломат

С вывернутым подбородком

на тротуаре растянулся

государственный хам!

Ночь,

тьма

нежные

падают

хлопья

собака

без пушистого меха

жалобно воет ей холодно

И я проснувшись на утро

в кутузке

на грязном полу в милицейском захолустье

дрожу от мороза

а во дворе

все идут,

падают

большие,

прозрачные

нежненькие хлопья.







Крохотный божик смерти

Ты хочешь сказать что Я

один череп да кости

Так знай

из москвы

по радио

тук, тук, тук

Восемь

мой дедушка

на кровати

и до смерти

одни

кости

кости

кости.







[1960 წელი]









В ДУШЕ МОЕЙ ПРОИСХОДИЛО!



Я перед прелестью пустой

Пустыни преклоняюсь

В минуты порывов полной

И неожиданной страсти

Ночь да луна или лучше

Безлунность

Когда даже сияющие звезды

Поглощает тьма

И ветру рад

И таинственному шелесту безмолвия

Лишь бы стоять и быть

Королем!

О! как это мало!

Когда простой пастух

и так король,

Рядом пасутся несколько

Усталых лошадей

О пастух и король!

Я твой раб! Гурам

Пришел просить на

коленях отдать хоть

на минуту клочок

Безмолствующей пустыни

И коня.







შენიშვნები







(1957 – 1958)



ყველა რუსული ლექსი მსგავს თაბახის ფურცლებზეა დაწერილი, მსგავსი ხელითა და კალმით. ასეთსავე ფურცლებზეა დაწერილი შემოდგომის ზოგიერთი მოთხრობა (მაგალითად, მოთხრობა ბაბუაზე. მსგავსია, აგრეთვე, საწერ-კალამიც. ნახე 1957 წლის მოთხრობები). რუსულად დაწერილ ლექსებში გურამი რამდენიმეჯერ ახსენებს თავის რეალურ ასაკს – 23 წელი: `ოცდასამი წლისა ვარ,~ `დღეს გავხდი, მარტში, ოცდასამი წლის~ და სხვ.55

თემო ბერიძემ თქვა: გურამი რუსულ ლექსებს თბილისში წერდა, ერთი-ორჯერ ჩემი თანდასწრებითაც დაწერა. მახსოვს, მე სავარძელში ვიჯექი, გურამი მაგიდასთან რაღაცას წერდა, მერე წამიკითხა რუსულად დაწერილი ლექსი. ვაჟა გიგაშვილსაც ახსოვს, როგორ იჯდა თავის ლომბერის მაგიდასთან გურამი, კედელზე კოკას ფრესკები ეხატა, წინ გაშლილი ჰქონდა რუსულად დაწერილი ლექსები. ეს ლექსები მეც მახსოვს თბილისში. ერთ-ერთ წერილში გვთხოვდა კიდეც მათ გაგზავნას. როგორცა ჩანს, ამ ლექსების წერა გურამმა დაიწყო თბილისში და მერე გააგრძელა მოსკოვში. რამდენიმე ლექსი რომ მოსკოვშია დაწერილი, ჩანს სიუჟეტიდანაც.

თარიღისათვის:

რამდენიმე რუსულ ლექსზე არის მწერლის ფაქსიმილე. ასეთივე ხელმოწერაა ზუსტად 1957 წლის მოთხრობებთან. გარდა ამისა, მოსკოვში წასვლამდე თბილისის ზოგიერთ დღიურში მინიშნებულია, რომ ესა თუ ის რუსული ლექსი უკვე დაწერილია. ვახტანგ ჭელიძემ მითხრა: მოსკოვში გურამი უნახავთ, მაიაკოვსკის მოედანზე ძეგლთან საკუთარ ლექსებს კითხულობდაო რუსულად. ეტყობა, რუსული ლექსები მოსკოვში დაწერაო.

რუსული ლექსების უმეტესობა გადათეთრებულია გურამის მიერ. ცვლილებები თითქმის არ არის. შავი ვარიანტები დაწერილია გაკრული ხელით, თეთრი – ლამაზი, გამოყვანილი ასოებით.

დათარიღება მერყეობს 1957 წლის გვიან შემოდგომასა და 1958 წლის გაზაფხულს შორის. ეს უნდა ყოფილიყო იქამდე, სანამ დაიწყებდა `ირინა და მეს~ წერას.



რუსულად დაწერილი ლექსები ირენზე



Драма в трех действиях

`Было шумно и пусто на сердце~

`Шумно и скучно в восьмом номере~

`И вот мы встретились снова~



ეს ლექსები ქმნიან ერთგვარ ციკლს `ირენზე~. ვფიქრობ, ისინი ერთ დროს უნდა იყოს დაწერილი. 1957 წლის დეკემბერში გმირი ქალის სახელი ჯერ კიდევ იყო `ლეილა~ (იხ. მოთხრობა `ყველაზე ძალიან ეს ბოლო სურათი მომწონდა~: `ახლა მირჩევნია ლეილა აქ იყოს და მოკლას ხატვა...~). Eჩემი აზრით, ლეილა ირინად გადაიქცა მოსკოვში, `ირინა და მეს~ წერის დროს. ადრე ეს სახელი გურამის შემოქმედებაში არსად არა ჩანს. არც გიოს შესახებ 1957 წლის დეკემბერში სქემატურად ჩაწერილ ნაწყვეტში, რომელიც `ირინა და მესათვის~ გაკეთებულ პირველ ჩანაწერად შეიძლება ჩაითვალოს. ირინა პირველად შემოდის მეორე ჩანაწერში `ირინასათვის~, რომელიც დაწერილია უკვე მოსკოვში, `ირინა და მეს~ წერის პროცესში: `განზრახული მქონდა დამეწერა, როგორ ვიგონებ ეჭვიანობის მიზეზებს... ვახრჩობ ირინკას ნავში..~ როგორც უკვე აღვნიშნეთ, გურამმა `ირინა და მეს~ გმირი ქალის სახელის შერჩევაზე სპეციალურად იმუშავა. არქივში შემონახულ ცალხაზიანი თაბახის ფურცელზე (ისეთზე, როგორზედაც რუსული ლექსებია დაწერილი) მითოლოგიური გმირების (მხოლოდ ქალების) სახელებს შორის ჩანს ირინაც. ეს უნდა ყოფილიყო, დაახლოებით, `მარინას~ დაწერის შემდეგ, რადგან მხოლოდ პიესის თეთრ ვარიანტშია შეცვლილი შავი ხელნაწერის `ანიუტა~ `ირინად.~

შესაძლებელია, რომ თავდაპირველად შეიქმნა ლექსების ციკლი ირენზე, ჯერ კიდევ `ირინა და მეს~ დაწერამდე. 1960 წელსაა დაწერილი ლექსი ერანაზეც, რომელიც იმავე სახელის აზიური ვარიანტია. ლექსების სიუჟეტიდანაც ჩანს ამ ლექსებისა და `ირინა და მეს~ გმირი ქალის საერთო წარმომავლობა.

არსებობს ირენზე დაწერილი ლექსების შავი და თეთრი ავტოგრაფები. შავი ავტოგრაფები იშვიათად, მაგრამ მაინც შიგადაშიგ ჩასწორებულია მწერლის მიერ. ლექსის `Было шумно и пусто на сердце~ შავი ვარიანტის მარჯვენა მხარეს მწერლის ფაქსიმილეა. ესეც დამახასიათებელია ამ პერიოდის ავტოგრაფებისათვის. დაწერილია სწორი, ლამაზი, გამოყვანილი ასოებით, რაც უფრო დამახასიათებელია ქართულისათვის.

ერთ-ერთ ფურცელზე არის ასეთი ჩანაწერი გადაშლილი მწერლის მიერ: `ცდუნება: ვაჟამ თქვა, მამაშენი რომ კარგ ყაურმას აკეთებს, ალბათ, ცხვრის ტყავშიაო, მურტალი ცდუნება იყო რო მეთქვა, ჰო, მეთქი. თან თქვა: მოშჩნი ხმები დადისო.~



ქვემოთ რუსულად დაწერილი ლექსების ავტოგრაფები დახასიათებულია შერჩევით:



* `გურამი სეირნობს ღამე~. შავ ვარიანტს აქვს რუსული სათაური: `Поэт ночью в городе /на прогулке/~.



* `Ужасный миг~. ორი ვარიანტი. შავი ვარიანტის მეორე გვერდზე ჩვენი რამდენიმე ნათესავის თბილისის ტელეფონის ნომერია. როგორც ჩანს, აპირებდა მათთან მოსკოვიდან დარეკვას. ამიტომ, სავარაუდოა, რომ ეს ლექსი მოსკოვშია დაწერილი. თეთრი ვარიანტის მეორე გვერდზე მოსკოვის ტელეფონის ნომერია ჩაწერილი. გაურკვეველია გვარი. აქვეა მწერლის ფაქსიმილე. ტელეფონების ნომრების ქვევით დაწერილია:

`а вот там один человек

себе скромно сидит

сразу видно

собственная голова

и чужой костюм~NN



* Самоубийство. ერთი ავტოგრაფი. ქვემოთ მოყვანილი ლექსის ნაწყვეტი გადაშლილია მწერლის მიერ.

`лишив себя жизни, положив границу мукам

они отдыхают

если могилу санаторием назвать можно

А я все еще мучаюсь

Их дух покоя не дает

И нахожу :

После смерти моей

кто нибудь

и не один

Будет мучаться как и я

и может быть из за меня

Что для них покоя и прелесть жизни я выйскать не смог.

И пистолет дрожит в моих руках

Он заряжен:

шесть патрон в магазине

И один уже дан в дуло

Разум шепчет о каких то людях,

Которые этим покой не обрели

Сердце клонится к нему

Нельзя порицать его

Ведь ему же жить хочется

И за всякую ложь

обеими руками хватается ~



იგივე განწყობილებაა, რაც 1957 წლის პიესაში: `და თვითმკვლელობა მოჩვენება სხეულის შვების, არის წამება გაშვებული კოსმოსში სულის.~

ბევრს უთქვამს ჩვენთვის, გურამის ოჯახის წევრებისათვის: თავის მოკვლა მინდოდა, გურამმა დამაბრუნა სიცოცხლესთან, თავიდან შემაყვარა ცხოვრება, გურამის შემდეგ სხვანაირად დავუწყე ცხოვრებას ყურებაო და სხვ. მათ შორის იყო მწერალი ვანო ოგანოვი, მოსკოვში საცხოვრებლად გადასული თბილისელი სომეხი, რომელიც აპირებდა დაეწერა ვრცელი მონოგრაფია გურამზე. ამ მიზნით გაგვიცნო და ხშირი სტუმარი იყო ჩვენი. გაიცნო გურამის მეგობრები, ჩვენი ნათესავები, მოიარა ყველა ადგილი საქართველოში, სადაც დადიოდა გურამი. ეს იყო წლების და წლების განმავლობაში. რა გააკეთა მერე, არ ვიცი. ამ ლექსში დასმულია თვითმკვლელობის საკითხი და აქვე უარყოფილია იმავე არგუმენტით, რომლითაც 1957 წლის პიესაში.



* Гибель глыбы – ერთი ავტოგრაფი. ამ ლექსის სხვანაირი დამთავრება გადაშლილია მწერლის მიერ:

и только тот

Этот поток

мой враг и друг.

თავდაპირველი ვარიანტი, გადაშლილია მწერლის მიერ:

`Я беден:

у меня нет друзей

Ты только у меня:

один

Ветер, ветры

и лавины

огромных снегов.~

შემდეგ, როგორც ჩანს, იწყებდა ახალ ლექსს და ისევ გადაშალა:

`Уличных драк

и бешенных запоев мастер я~.

აქვე არის მწერლის ფაქსიმილე.



* `На море был закат~ ორი ავტოგრაფი. შავ ავტოგრაფში `всплеск вод заглушал мое горе~ . თეთრში – `мой голос.~

შავში – `буйный поток вливался в море~ -ს შემდეგ თავდაპირველად დაწერილი ტექსტი გადაშლილია მწერლის მიერ:

`долго сидел один на утесе

и кому то махал белый платок

сентиментальность какая

стыд!

на меня же смотрит поток

и как тот

ожесточенно

смотрел

все свирепее становилось лицо

у меня

исчез и он и он

таяло тело мое ~



• `Во дворе нет вьюги~ ორი მსგავსი ავტოგრაფი.



* `Эй вы поэты~ – ერთი ავტოგრაფი. დაწერილია ისეთსავე თაბახის ფურცელზე, როგორზედაც ქართული ლექსები. ამ თაბახის ფურცლის მეორე გვერდზე ყავისფერი ფანქრით ჩახატულია სახეები და სამელნე, თავისი კალმისტრით. ასეთივე ჩანახატია 1957 წლის მოთხრობებთან. საინტერესოა, აგრეთვე, რომ ხელოვნურ თანამგზავრზე გურამი წერს პიესაში, რომელიც დაწერილია 1957 წელს.



* `Мария~ ერთი ავტოგრაფი. დაწერილია, ვფიქრობ, წიგნის ფორზაცზე.

ლექსის ბოლოს მოსკოველი ამხანაგების ტელეფონის ნომრებია ჩაწერილი, უკანა მხარეს კი, ქიმიური ფანქრით, ნუსხა სასყიდელი ნივთების: `1. მელანი. 2. წიგნი. 3. პროდუქტები.~ ამიტომ სავარაუდოა, რომ ის დაწერილი იყოს მოსკოვში.



* `Проспект Горького~ დაწერილია ისეთსავე შუაში გაკეცილ თაბახის ფურცელზე, როგორზედაც გვხვდება მოსკოვში დაწერილი ტექსტები: წერილები მოსკოვიდან, `მარინას~ შავი ვარიანტი, და სხვ.



(1960 წელი)



`В душе моей происходило!~



ეს ლექსი აღმოჩნდა გაგრიდან ჩამოტანილ ყავისფერ, ბლოკნოტის ტიპის, რვეულში, ტრაგედია `მედეასათვის~ გაკეთებულ ჩანაწერებს შორის. სათაური ხაზგასმულია მწერლის მიერ. დაწერილია, ისე როგორც ყველაფერი სხვა ამ რვეულში, შავი ქიმიური ფანქრით, ძალიან გაკრული ხელით.



ქვეყნდება პირველად.

??????